Имперский цикл - Страница 24

Повисла тишина. Мэй пошевелилась на диване, но, как Кай и обещал, не проснулась - великие силы брата удерживали её в пучинах. Потом Кай тихо сказал:

- Я не притворялся, адмирал. Вы не совсем верно меня оцениваете - понятно, почему, и всё-таки неверно. Я никогда не учился в школе, лишь сдал экстерном четыре класса. Работал на ферме, жил нелегко. - Он снял перчатку с правой руки и протянул Торну жилистую ладонь, всю в мозолях. Часть была от меча, но другие гораздо старше, от полевых работ. - Когда я пришёл в Сопротивление, мне дали учебник тактики, но я его не одолел до конца. Теория мне никогда не давалась, я выучил всё, что умею, уже занимаясь этим. Я вижу возможности и ошибки, умею сложить два и два, но... и всё, по сути. Когда я туплю, я вовсе не придуряюсь. Наш военачальник и император в грядущей войне - вы, а не я.

Как по сценарию драмы. А ведь мятежники действительно несколько раз посылали его рубать имперцев мечом и транслировали повсюду записи бойни. Пиарный ход. Так что он думал, и я - ...

Кай спрыгнул на пол. Каким-то чутьём Торн угадал, что будет, и почти не удивился, когда Оками опустился перед ним на колени. Слишком близко. Юноша склонил голову, покаянный.

- Я так и не попросил прощения, адмирал. Пора.

- Прощения? - спросил Торн. - За что? За ваш мятеж?

Его мысли будто замедлились и искали выход из этой сцены, лениво крутясь вокруг какой-то воронки, которую его дух не желал осознать.

- За мою ошибку.

Голос рыцаря был как ветер, несущий прах из вечности в вечность. Кай поднял лицо, Торн увидел горькие складки у рта, лучики морщин, расходящиеся от уголков глаз к вискам. Синева его радужек выцвела, губы усохли и отвердели, как у его отца Гэна. Юноша? Да ему за полтинник!

Ладонь Кая легла адмиралу на сердце.

Всё вокруг померкло. Или это была тьма в глазах? Торн чувствовал боль в груди, тянущую и острую, как кинжал. Он хотел вздохнуть и не мог, хотел поднять руки и оттолкнуть Кая, но плоть спадала с его костей, распадалась в ничто. Адмирал был вне времени, в бесформенном, безвидном космосе, блеклом и вечно скучном, как точка. Там была только боль, и она становилась невыносимой. Отойди, тварь, не мучь меня - умолял он, но губы и язык не слушались, как одеревенели. Нет, как умерли.

За это, добавил Оками-сама.

И вырвал его из ада обратно на свет.

В следующее мгновение произошло несколько событий. Ланс Герион, досмотревший и осознавший доклад ИИ об атаке агентов орды, вошёл наконец в кабинет и увидел, что жуткий ведьмак подобрался-таки к адмиралу вплотную и что-то с ним сделал. На лице Торна была ужасная мука, и Ланс, недолго думая, выхватил бластер и дал стандартную пару залпов в голову Кая Оками, потом контрольную пару. Пока он вынимал оружие, однако, Кай выбросил руку по направлению к генералу, выставил ладонь, как щит, и залпы застыли в воздухе. Просто застыли, как клочья протуберанца на фото. Герион потянулся к поясу за кортиком, сделал шаг в сторону, чтобы обойти клубящееся инферно между ним и Каем и таки прирезать гада - ведьму не оставляй жить - но тут Торн пришёл в себя:

- Стоять.

Голос, которому повиновались армии - ...

Повиновался и Герион. И Оками.

- Отставить, оба. Оками-сан, погасите залпы, не трогайте генерала.

Кай сжал пальцы, и мятущийся огонь исчез.

- Ланс, спрячьте оружие.

Генерал подчинился.

Они не убили друг друга.

- Мне ничего не грозило, - сказал Гериону Торн. - Благодарю за вашу заботу.

- Да, сэр. - Имперец, застыв в стойке "смирно", отдал командиру честь стандартным поклоном. Оками он теперь игнорировал. - Прошу прощения за неуместный порыв.

- Почему же, уместный - в других обстоятельствах, генерал.

Ланс чуть не улыбнулся. Не ошибся - почти - и счастлив, как рядовой. А в "других обстоятельствах" он бы спас меня. Замечательно, Герион.

Военачальник и подчинённый обменялись взглядами, поняв друг друга с полуслова.

- Позвольте спросить, сэр, чему я только что стал свидетелем? Выглядело это - ...

- Философский момент, - сказал Торн. - О природе времени. Оками-сан продемонстрировал мне одну из своих ошибок - с моего позволения - надеюсь, последнюю в этом роде.

Торн встал и, почти не отдавая себе отчёта, что делает, поднял руки к лицу, пошевелил пальцами, чтобы удостовериться, что их чувствует, что его тело живёт, сердце бьётся - ...

- Адмирал, на вас кровь, - сказал Герион.

Торн опустил глаза. И точно. Она текла по груди, сочилась откуда-то на две ладони ниже ключиц, из надприродной, невидимой раны. Небывшей. Как будто кожа потела кровью... о, перестала. Расстёгнутая рубашка тоже запачкалась, левый борт. Это не наваждение, это реально. Торна покинули последние сомнения в том, что хотел сказать ему Кай.

Ведьмак так и сидел на полу, на коленях. Он смотрел на свою ладонь, алую от крови адмирала, потом поднял взгляд на Торна. У Кая было лицо человека, который загнал себя в угол. Так порой выглядели унтер-офицеры, провалившие миссию и желавшие жёсткой кары. Плетей, например.

Надо было мне одеться как следует, подумал Торн. А то расслабился. Ещё бы штаны застегнуть забыл.

Он взял со стола пучок бумажных салфеток, бросил пару штук Каю, остальными начал приводить себя в порядок.

- Адмирал, - вмешался бесплотный голос Элис, - ставлю в известность об изменениях в камере А4. - Над столом вспыхнула голограмма. - Кажется, пленный умирает.

...

За время, прошедшее с момента смерти Гвен Сима, второй посланник Пророка успел полностью переварить и усвоить тела двоих бывших коллег его оболочки. Когда процесс завершился и вещество съеденных усилило собою тело едока, метаболизм перенаправил энергетические резервы к мозгу, и новорождённый инструмент орды осознал себя. Осознал он и тот факт, что был в западне. Он пробовал силовое поле на прочность, удар за ударом, но хитиновые ногти щупалец вязли в пространстве, сгущённом до абсолютной плотности. Через какое-то время взрослеющий ум посланника достиг той ступени развития, на которой сумел оценить свои перспективы. Он позволил захватить себя в плен врагам, причём врагам, способным удерживать его в ловушке бесконечно, а также рассечь его организм на мельчайшие составные части и изучить геном. Этого никак нельзя было допустить, и разум посланника без колебаний подал клеткам сигнал к самоубийству.